не наша жизнь
- Хочешь, я расскажу тебе сказку? - девушка широко улыбнулась, протягивая бокал холодного пива незнакомцу.
читать дальшеМолодой человек с любопытством поднял глаза и хотел было что-то сказать, но не смог, не нашел слов. Он был невзрачен, обычный одинокий парнишка, которых миллионы в этом мире, те, на которых никогда не обращают внимание. И тем более с которыми не знакомятся красивые девушки.
В его голове проносилось сотни мыслей, в попытках найти нужные слова, но все они казались ему глупыми. Он кивнул и отставил в сторону свой ноутбук.
- Я Марго, а ты? - она слегка склонила голову набок, ожидая ответа, ее густые красные волосы, спали с плеч, оголив белоснежную кожу шеи.
- Макс.
- За знакомство, Макс! - Марго приподняла бокал, а потом сделала три глотка золотистого пива.
От нее было невозможно оторвать взгляд. Красные волосы, явно недавно осветленные и выкрашенные в этот густой, кровавый цвет, были на удивление живыми и здоровыми, он еще никогда такого не видел. Ему всегда не нравилось то, как женщины убивают свои волосы, превращают их в жалкое подобие красоты. Но у Марго они были длинные, почти до пояса, густые, и вились большими локонами, в такие волосы хотелось уткнуться носом и вдыхать их аромат, а пахли они травами, это было слышно даже в этой прокуренной кафешке, видимо, она пользовалась каким-то лечебным шампунем на травах, одним из тех дорогущих, которые вечно рекламируют по телику. Макс невольно улыбнулся, представив, какие они, наверное, приятные на ощупь.
Он перевел взгляд на лицо, и моментально почти утонул в ее глазах, до неприличия зеленых и чистых, они были слегка подведены черным карандашом и украшены длинными и пышными ресницами, это придавало глазам утонченный хищный акцент.
- Линзы?
- Нет, это матушка Природа! - Марго с ухмылкой провела рукой по плечам, убирая волосы назад, позволяя ему разглядеть ее идеальные скулы и небольшие серьги на ушах, в виде черепков с рубиновыми глазами.
Он знал таких девушек, принадлежащих к темным субкультурам, и превращающих себя черт знает во что, они вызывали у него отвращение, обычно до ужаса безвкусные и уродующие себя всеми возможными способами. Но Марго была совершенно другой, хотя и явно тесно связанной с ними. У нее были тонкие рисованные брови и проколота губа, с серьгой в виде змеи, кусающей себя за хвост, темная коричневато-красная помада и очень бледная кожа. Но, несмотря на всю эту неестественность, она выглядела очень своеобразно живой, это дополняло ее красоту.
Ее грудь вздымалась над туго затянутым кожаным корсетом, а облегающие черные джинсы, подчеркивали ее округлые бедра, стройная и фигуристая, словно с обложки журнала "Идеальные девушки".
Макс невольно поперхнулся пивом, почувствовав, как закипает его кровь и желание заполняет его мысли.
- Ты хотела рассказать мне сказку,. - выпалил он в попытке отвлечься, чувствуя, как начинают краснеть его щеки.
- О да, конечно. - Марго улыбнулась, оголив белоснежные зубы и сладко прикрыла глаза, поднося бокал ко рту.
- Я ее еще никому не рассказывала, ты будешь первым! Эта история, про эпоху, упоминание о которой ты не найдешь ни в одной книге, о величайшей цивилизации, и о настоящей любви, такой, какой задумала ее Вселенная.
Когда-то очень давно, в те времена, о которых люди никогда не вспомнят, все было совсем по другому. Мир был в расцвете, буйство природы заполняло планету и гармония царила на этой земле. Тогда не существовало войн, алчности, не было такого понятия как "грех", все было просто и логично.
В те времена, средь теплых и зеленых лесов, стоял солнечный город. Он был необычайно красив, с множеством прекрасных улиц и маленьких домиков, вокруг которых росли цветы всех возможных и невозможных цветов, и деревья со сладкими, дурманящими плодами, способных в мгновение ока убить человека своей ядовитой сладостью. Но это было неважно, так как в этом городе не жили люди.
Феон был величайшим творением цивилизации, его стены и дома были сооружены из камня, которого больше не существует. Этот камень состоял из миллиардов мельчайших кристаллов и, преломляя солнечный свет, сиял миллионом разнообразных цветов, а когда на него мягко ложился лунный свет, он величественно играл голубыми и лазурными оттенками, наполняя ночь таинственной красотой. Этот город всегда сиял, и днем и ночью, он сам по себе был чудом природы.
Его почва всегда была покрыта зеленью, цикл жизни которой был практически бесконечен, ее нельзя было вытоптать, сжечь или уничтожить каким либо иным способом, любая умершая травинка, освобождала место для другой, которая тут же брала свое право на жизнь, и прорастала буквально за считанные минуты.
Феон населяла величественная раса, похожая на людей, но куда более мудрая и возвышенная, лишенная многих человеческих минусов. Эномы - блаженные создания мира сего, почти всю свою жизнь проводили в состоянии, которое называлось "Эмория", это состояние отдаленно сродни человеческой медитации. Во время него эномы сливались со Вселенной и всем сущим, они становились частью Всего, их жизненная энергия циркулировала по всему миру. Во время эмории они были всезнающими и всевидящими, они находились в полной гармонии со своим телом, разумом и миром. Это было блаженство, эйфория, на их устах всегда была улыбка. Они питали собой Вселенную, а она питал их.
Но эномы населяли не только Феон, они также они жили в многочисленных колониях разбросанных по всему земному шару. Они трудились в этих поселениях 20 лет, после чего возвращались в Феон, а им на смену шли другие, достигшие просветления. Это как у людей совершеннолетие, то есть, когда мы становимся самостоятельными и независимыми, способными самим принимать решения и отвечать за них. Только у них это не было привязано к возрасту, просветление наступало само по себе, в любом возрасте. Именно во время просветления эном впервые входил в Эморию.
В поселениях выращивали урожай для животных и самих животных. Животные были довольно умны и смышлены, эномы обучали их работе на полях и поддержанию собственной жизни, заботясь об их здоровье и потомстве. Как бы ни было прискорбно произносить это, но этими животными и были люди.
Макс невольно вытаращил глаза и поперхнулся пивом. Он уставился на Марго, в немой попытке понять.
- Это какой-то абсурд, ну ты и придумала, - наконец выпалил он.
- А я не придумала, - мило улыбнулась она в ответ. - Давай остальную часть я расскажу тебе по дороге?
- По дороге куда? - Макс уже начал нервничать, ему очень понравилась девушка, но она явно была не в себе.
- Ко мне, хотя, можно и к тебе. - Она демонстративно встала, сделала шаг к двери и обернулась. - Ну, ты идешь?
Через пару секунд она скрылась в дверном проеме. Макс бросил взгляд на недопитый бокал пива, на нем четко виделся отпечаток ее помады, а в воздухе оседал запах травяного шампуня.
"Аааа, к черту" , - пробурчал он, подхватывая ноут и поспешно устремляясь за Марго.
Новенький "Ауди" мчал по ночному городу, сбивая капли дождя. Внутри было завораживающе тихо. Марго смотрела в окно, она была задумчива и, видим, чем-то встревожена. Макс сидел рядом, внимательно всматриваясь в ее профиль и пытаясь разобраться в своих мыслях. Он всегда был осторожен, застенчив и скован, а теперь летит через непогоду, с незнакомой девушкой, неизвестно куда, неизвестно зачем. Ведь он о ней ничего не знает, кто она и почему выбрала его, что ее привлекло, ведь на него не обращают внимание, даже столкнувшись лоб в лоб. А с другой стороны, ведь надо иногда рисковать, нельзя провести всю жизнь в своей раковине, так ни разу и не высунув нос наружу.
- Извини, я отвлеклась, - не оборачиваясь, полушепотом произнесла Марго. - На чем я остановилась?
- На том, что люди были животными, - он невольно усмехнулся. Если задуматься, это не так уж и абсурдно, ведь есть люди, которых никак иначе, чем скотом, не назвать. Так почему нельзя представить, что они были у кого-то вместо домашних животных или коров, свиней, а на крайний случай и кур.
- Да, да. Но об этом потом.
У эномов был свой Бог, из плоти и крови, покровитель всего живого, жрец Вселенной. Его называли Миар. Никто не знает, откуда он явился, казалось, что он существовал столько же, сколько и эта земля. Его власть была неоспорима, так как каждый эном, познавший просветление, чувствовал его и вверял свою душу в его распоряжение. Он был частью мира, неотъемлемой, незаменимой.
Миар был эталоном красоты, его длинные волосы доходили до пола и были чернее смоли. Волосам тогда уделяли особое внимание, они символизировали мудрость и долголетие, каждый упавший волос хранился в специальных шкатулках, украшенных самыми изысканными камнями и цветами. А состригать волосы можно было лишь раз в три года, во время великого праздника, тогда мудрость не покидала хозяина вместе с отрезанными прядями.
Глаза Миара были белоснежными, его радужка не имела ни капли цвета. Эномы говорили, что он отдал свои краски миру, чтобы остальные могли наслаждаться прекрасными цветами и растениями, голубым небом и золотым песком.
Иерархия в Феоне была очень проста, единым правителем был Миар, а эномы не имели ни классовых, ни иных различий, все они были словно одно целое, единое, независимо от того, чем они занимались в своей жизни. Каждый из них был важен.
Миару помогали богоподобные, их называли Оритами. Когда-то и они были простыми эномами, с одним лишь отличием, родившись, они в первые же часы своей жизни достигали просветления и впадали в эморию, Великий чувствовал их появление, и лично встречал, принимая роды у матери. Как только орит появялся на свет, Миар забирал его в свой храм, где тот и прибывал в эмории, до самой инициации, это занимало от 17 до 26 лет. Как проходила инициация, никто не знал, кроме самих оритов, только им было позволено присутствовать при этой церемонии.
Родить орита считалось огромным даром и божиим благословением.
Нужно сказать, что Миар, на отмену от эномов, жизненный цикл которых составлял около 140-150 лет, был бессмертен, и Ориты после инициации тоже обретали вечную жизнь.
Но мир устроен совсем не так, как нам кажется и душа не умирает вместе с телом, она сливается со Вселенной и через какое-то время вновь возрождается.
На центральной площади Феона находился Храм Миара, большая часть его комнат, располагалась под землей, это были покои Оритов, и эномы не имели права туда спускаться. Наверху находился зал Празднований, в центре которого был бассейн, обрамленный кроваво-красными цветами.
Раз в месяц, во время полнолуния, эномы собирались вокруг храма и приносили свои дары - людей, коих привозили сюда из остальных поселений. С наступлением темноты, когда Феон заливался лунным светом и сиянием кристаллов, весь город впадал в эморию, в этот же момент ориты подготавливали бассейн для церемониального обмывания, наполняя его человеческой кровью.
- Кровью? - ошарашенно перебил рассказ Макс.
- Что тебя так пугает, милый? - Марго блеснула улыбкой, мягко прикоснувшись пальцами к его губам. - Неужто ты еще ничего не понял? - Она прижалась к нему и нежно поцеловав в щеку, спустилась к шее, провела по ней языком, затем слегка прикусила.
Тело Макса стало ватным и кровь ударила в голову, он хотел отпрянуть, но не мог даже пошевелиться. "Не сопротивляйся!" - пронеслось у него в мыслях.
Он закрыл глаза, и по густой темноте поплыли разноцветные круги, меняясь в затейливом танце, они начали обретать форму. И вот уже перед ним Миар величественно возвышается над кровавой гущей. Ветер развевает его черную накидку, оголяя белоснежную плоть, тонкие руки с длинными и острыми ногтями безвольно свисают вдоль тела, он неподвижно застыл, лишь в паре сантиметров от земли, с закинутой назад головой и закрытыми глазами, лишь его длинные ресницы слегка трепещут.
По обе стороны от Миара стояли обнаженные люди, так же не подвижно, в немом ожидании чего-то величественного, четыре мужчины и две девушки, их головы были украшены пестрыми венками, от которых исходил дурманящий сладкий аромат.
Вдруг на плечи Миара, сзади легли изящные женские руки, с не менее длинными когтями, которые впились ему в кожу, но он даже не дрогнул, словно и не заметил. Было так тихо, что Макс смог услышать как разрывается божественная плоть, под натиском этих рук, и как клочки его одеяния опадают на землю. Когда тело Миара открылось всей своей белизной, он резко распахнул глаза и опустился на землю, с улыбкой уставившись на Макса. В его бесцветных глазах горел огонь, жажда. Он приподнял руку, подавая ее девушке, которая явилась из-за его спины. Ее голову украшал такой же венок, как на остальных, а длинные огненно-рыжие волосы большими локонами спадали вниз, прикрывая белесую упругую грудь. Ее зеленые глаза, разрезая ночь, устремили взор на Макса, а уголки рта дернулись в ехидной ухмылки. Ее нельзя было не узнать.
- Ты! - простонал Макс.
- Я! - сладко ответила Марго.
Боль пронзила его тело, словно вместо крови, в его жилах течет горячая смола. Он невольно застонал и видение пропало. Темнота заполнила собой все вокруг.
- Перед церемонией в волосы Великого вплетались самые прекрасные цветы, возвышающее его власть и мудрость, а головы оритов украшались венками, - Марго уже не говорила, ее голос сплетался с мыслями Макса, и звучал прямо в его голове, заглушая все окружающие звуки. - Когда боги погружались в бассейн, эномы получали щедрую благодарность от Миара, он открывал им их прошлые сущности и каждый вновь переживал свои прошлые жизни, черпая от них забытые знания.
Кровь питала тела и разум оритов, они окунались в нее, пили, и благодарили вселенную за эти дары. Их тела сплетались в любовных танцах а души сливались воедино. - Марго откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Блаженная улыбка сияла на ее лице. - Ах, милый Макс, если б ты только мог познать это великолепие, в мире не было и не будет ничего прекраснее. Но я совсем отвлеклась, надеюсь, ты меня простишь.
Любовь Миара была безгранична, он любил всех эномов и они чувствовали это, любил одинаково нежно, не разделяя их. А когда пара собиралась зачать ребенка, они приходили просить его благословения, а он указывал им наиболее благоприятное время, поэтому эномы всегда рождались здоровыми и никогда не болели.
По сути, это был мир, пропитанный любовью и уважением, все сердца бились в одном ритме.
Но однажды настал день, который расколол Вселенную. В этот день родилась седьмая из Оритов. Первый же ее вздох сопровождался просветлением, и Миар организовал пышные празднования в ее честь. Три ночи город не спал, кровь заполняла его улицы, а улыбок на лицах было не счесть. Ей дали има - Юна, что означало "божественную душу". Все три ночи Великий не спускал дитя с рук, омывая ее кровью и даря ей свои поцелуи.
Начиналось смутное время, но этот город не знал предательств, зависти, поэтому никто вначале не заподозрил неладное.
Миар не покидал комнат Юны, только на кровавое празднование, и то он являлся там лишь на пару мгновений. Его разум был поглощен лишь одним существом, больше ничего не привлекало его внимание. Спустя какое-то время, он и вовсе перестал подниматься на верх, и все свое время проводил с Юной, не подпуская к ней даже Оритов.
Без его божественного вмешательства эномы не могли открыть для себя прошлые сущности, а пары, не получавшие благословения, не решались зачать новых потомков. Ориты, продолжали придерживаться традиций и проводить празднования, но в их сердцах была тревога, они видели, как тускнеют краски города.
Спустя пару лет,эномы смирились с отшельничеством своего Властителя и начали рожать без его благословения, их дети были слабы, а некоторые погибали во время родов. Печаль и страх сковывали сердца, эномы не находили утешения даже в эмории и все реже предавались ей.
Шли года и город тускнел, Ориты взывали к Миару, пытаясь спасти ситуацию, но он не отвечал на их мольбы.
Прошло много лет, прежде чем в один из жарких дней врата храма распахнулись и Миар предстал перед своим народов, величественно объявив, что в эту ночь Юна будет инициирована, в свой 23 день рождения.
Готовилось пышное празднование, эномы воспевали Великого, в надеждах, что теперь все вернется на круги своя. Это была ночь полнолуния, и после инициации Юна должна была впервые принять участие в кровавой ночи.
Эномы ожидали начала праздника, и готовились к погружению в эморию, многие из них предвкушали соития со своими прошлыми сущностями. В то время, как в глубине храма, проводилось деяние скрытое от глаз толпы, там на прохладных полах покрытых лепестками дивных трав, лежала юная дева, раскинув руки и приоткрыв рот. Миар склонившись над ней, жадно поцеловал ее алые губы, страстно впившись в них, он поранил нежную плоть, а Юна ответила ему тем же. Их губы смыкались в длительном поцелуе, смешивая кровь, что уже струилась по шее и бледным плечам девушки. Острые клыки оритов вонзились в ее плоть, а ее губы прильнули к шее Миара, мистическое таинство наполнило помещение, все происходящее сливало их во едино, вместе с кровью смешивались и их души.
Первыми из храма поднялись ориты, их тела были обнажены, а головы украшены венками, вслед за ними явился сам Миар, он был величественен, как никогда, и парил над землей, его темные одеяния мягко развевал ветер, а аромат вплетенных в его волосы цветов сладко опьянял. Темная густая масса в бассейне была еще теплой, и пальцы оритов почти касались лепестков, что плавали по краям. Все застыло, и на мгновение могло показаться, что время остановилось. Тишину нарушал лишь стук сердец, они бились громко и в один такт.
Из-за спины Миара грациозно выплыли тонкие женские руки и легли ему на плечи, эномы жадно наблюдали за происходящим, когда эти руки с длинными и острыми когтями, напряглись и сжались, впиваясь в плоть Великого, а затем медленно поползли вниз, разрывая его кожу, оголяя плоть и высвобождая багровые ручьи, таящиеся в его жилах.
Когда истерзанная рваными ранами плоть Миара оголилась, он отвел руку в сторону, подавая ее девушке, которая явилась из его тени и как только их ладони соприкоснулись, он громко объявил "Сие мое дитя, дитя природы и любви. Юна, отныне будет мне женой!". Мир замер, все взоры устремились на Божественную пару, погружающуюся в густую кровавую массу. Заявление Миара было столь же неожиданным, сколько и шокирующим, до этого дня считалось, что Великий Бог принадлежит только Вселенной и лишь она одна его единственная мать и царица.
После празднований Великий созвал Оритов в палаты храма. Когда все собрались и расположились на мягких подушках с затейливыми пестрыми узорами, он встал и начал свою речь.
"Я заметил, что за годы моего уединения, многое изменилось в Феоне. И хочу вам сообщить, что и во Вселенной тоже". На лицах Оритов проступило удивление, но они молча внимали слова Миара. Он указал на первого из них, давая ему слово.
Высокий кареглазый юноша, на вид был совсем молод, лет 17 отроду, не более. Его светло-русые волосы были украшены заколками с бирюзовыми камнями, такие же, переливались у него на руках, пронизанные тонкой, еле заметной нитью, а его пышная юбка, ярко-красных и желтых оттенков, слегка помялась, но все так же легко играла с теплым сквозняком подземелья. Его тело было изящным и гладким, приятного бронзового оттенка, он был самым смуглым из всех находящихся здесь и явно демонстрировал это своим оголенным торсом.
"Многое изменилось, с тех славных времен, кои бережно хранит наша память. Я думаю, вы и сами заметили, мой Властитель, что многие из молодых эномов, не способны придаваться эмории, и виной тому то, что они так и не достигли просветления. Все они, были зачаты в момент вашего отшельничества и не награждены божественным благословением. Большинство из них слабы и больны, ведь Вселенная не способна очистить их тела и разум.
Из-за этого недоразумения, печальная участь постигла наши дальние колонии. У них дефицит жизненной энергии, так как их некому питать. Многие погибают, остальные же очень слабы.
Эномы взволнованы, их сердца наполнены горечью утраты и затуманены страхами".
Он перевел взгляд на Юну и, выдержав некую паузу, вернулся на свое место.
"Это все мне понятно, но время возьмет своё и вернет на круги своя, - говорил Миар. - Но есть вещи во вселенной, которые поддались изменениям раз и навсегда. Ее решений не воротить, и если ее мудрость пришла к такой кульминации, то мы должны с честью принять это!
Отныне все будет иначе, наши души, больше не принадлежат нам!
Когда на свет появилась Юна, моему любопытству и безграничной, необузданной любви не было приделов, такие причудливые чувства, природа еще не вплетала в наши души, но отныне, их семя будет прорастать в нас с невообразимой силой!
Я хочу предупредить именно вас, так как жителям Феона, не дано будет понять, что нас ждет, их связь с Вселенной хоть и сильна, но не настолько чувствительна, как наша.
Теперь, наши судьбы будут предрешены, а наши сердца, будут трепетать в ожидании величайшего из чудес - родной души.
Отныне не будет нам уготовано участи волшебнее, чем слияние со своей половиной. И будем мы в вечном ожидании и поиске ее, а найдя, предадимся безграничной и всеобъемлющей любви."
Миар говорил величественно и завораживающе, и каждый слушавший его уже начал было предвкушать тот чудесный миг встречи с неизведанным будущим.
Огорчает лишь тот факт, что нашему Владыке было ведомо не все, и слова его, хоть и были чарующе сладкими, но таили в себе роковой обман, величайшую из его ошибок.
Юна была достойной избранницей, в ее жилах текла воистину божественная кровь. Ее мудростью и красотой восхищались все без исключения, а ее грациозность и ловкость, изумляла всех окружающих, вечерами, когда она, словно пушинка, подхваченная ветром, порхала по зеленым улочкам, озаренная мерцанием голубоватых кристаллов. Она заглядывала в узкие окошки домов, даря их хозяевам то воздушный поцелуй, то озорную улыбку, желая им спокойной ночи, а иногда и просто наблюдая за ними.
Бывало и так, что тихими ночами она прокрадывалась в дома заболевших или пожилых эномов, чья участь была уже предрешена, и подолгу сидела на краешках их кроватей, держа их за руку или поглаживая их волосы, напевая им сладкие мелодии, чтоб сны их не были тревожными или печальными.
А в солнечные дни они с Миаром прогуливались по далеким землям, тем, где не бывало эномов и природа буйствовала вовсю. Укрывшись в тени деревьев, они слушали пение птиц или предавались эмории на пиках скал, камнях средь журчащих горных озер, поднимались к голубым небесам и играли с тучами, а порой они опускались на самое дно глубочайших океанов и впитывали их волшебную, всепоглощающую темноту.
На отмену от всех Оритов, сдержанных и скрытных, с каменными лицами, почти не тронутыми чувствами, она была очень эмоциональна и игрива, ее жизненная энергия била ключом, обрамляя Феон в радужные гирлянды веселья и улыбок. Казалось, что ее безгранично щедрая душа протягивает свои золотые нити к каждому эному, заражая его сладкой эйфорией.
Но иногда в ее глазах отражалась всепоглощающая грусть. В те смутные дни, когда непросветленные эномы приходили к ее супругу просить благословения на зачатие дитя, они непременно получали отказ, и их безграничная печаль остро ранила ее нежную душу. Она грустила вместе с ними, а порой и за них самих. Она знала, что им никогда не суждено познать ту радость, что испытывают те, кто порождает на этот чарующий свет новую хрупкую жизнь. И мольбы ее возносились тихо, но так пронзающее искренне, когда она молила Вселенную подарить им просветление и великий дар новой жизни.
Однажды, прогуливаясь по залитым мерцающим светом улочкам Феона, Юна услышала разговор, скрытый от всех остальных, и любопытство, взяв вверх, заставило ее затаиться за пышно-зеленым кустом, скрывающим ее хрупкое тело от посторонних взоров. Внемля словам, доносившимся из маленького дома, она все больше впитывала услышанное, и сердце ее сжималось от странного чувства, тонкой и острой смеси радостного облегчения и приторной боли.
Речь шла о том, чтобы непросветленные объединились и покинули Феон, ибо здесь не их место. Они хотели уйти на запад, подальше от города, и скрыться у главного притока реки Аруфиан, где природа щедра и вода чиста. Там они бы могли начать новую жизнь для себя и своих потомков.
Юна боялась даже пошевелиться, чтоб не выдать себя, но сердце ее билось так сильно, что уже почти заглушало тихие голоса. Уже тогда она знала, что сбережет молчание, и более ни одна живая душа не узнает, о чем шла речь, в этом маленьком уютном домике. Ибо если Миар узнал бы о данных замыслах, он тот час пришел бы в праведный гнев и непременно не позволил им покинуть стены города. Их решение для него было бы в высшей степени предательством и расценивалось как неповиновение божественным силам.
На одно мгновение ей даже захотелось уйти вместе с ними, помочь им и покровительствовать их началу. Но она понимала, что тогда гнев и ярость Великого возрастут в стократ, и не успеет луна оголить свою белизну, как ужасная и слепая кара падет на головы отступников. Юна знала свое место в этой жизни и лишь ее словам внимал Миар, лишь ее нежный голос мог усмирить его гнев, она сможет успокоить супруга и вернуть в равновесие его душу, защитив таким образом эномов, и тогда она будет знать, что где-то там заро ждается новая жизнь, и это ее дитя, дитя, которое она никогда не сможет выносить в своем чреве, так как Ориты не способны к продолжению рода, но она все равно будет матерью, целого мира.
По прошествии нескольких жарких месяцев, в сезон, когда первые дожди пали на землю, Миар устремился в дальние путешествие, чтоб насладиться прохладой и величественными молниями. В то же время молодые горожане готовились покинуть Феон, они собирали свои вещи и слезно прощались с отцами и матерями. Ориты наблюдали за происходившим, укрывшись от круглых слез дождя под крышей храма, сохраняя молчаливое равнодушие ко всему происходящему. Лишь Юна порхала средь суетной толпы и благословляла их в дальний путь, даря венки из алых цветов и браслеты, которые она сама смастерила из маленьких камушков, осыпающихся с тех домов, кои покидали эномы. Она говорила, что не важно, какой мир ждет путешественников за стенами Феона, их дом всегда будет с ними.
Миар вернулся в свою обитель лишь на пятый день по уходу непросветленных, и ориты сразу же в красках передали ему все происходящее. Когда они рассказывали о деяниях его возлюбленной, его разгневанный взор не отрывался от ядовито-зеленых глаз Юны. Когда же ей дали слово, вместо ожидаемых оправданий и извинений ее уста изрекли прекрасную песнь о Великом Царе и Боге, прославившемся своей любовью и добротой, чье мистическое имя теперь будут воспевать в новых мирах. Пока она пела, сердце правителя смягчилось и он пообещал не наказывать отступников, но и в тоже время отрекся от них, теперь они были сами по себе, без его божественного покровительства и лишь мечты и молитвы Юны трепетно охраняли их.
Шли года, и время в Феоне текло по своему, рождались новые поколения и предавались земле старые, деревья осыпали улицы своей листвой, а затем вновь пестрились новой, с яркими плодами и цветами, излучая самые тонкие и сладкие ароматы, кои только можно было вообразить. Дожди омывали землю, собираясь утренней росой в лепестках радужных цветов, а затем солнце жадно возвращало ее к небесам. Облака сменялись витиеватыми формами и вальяжно плыли вдалеке, лишь небо оставалось неизменно голубым днем и бархатно синим ночью, зажигая на горизонте мистические звезды.
И было бы все так же, до скончания веков, если б не случилось одно происшествие, повергшее в серую печаль всех жителей города.
Нельзя скрыть, что Юна пользовалась огромной любовью и почетом у горожан, ее озорной характер и лучезарная улыбка всегда вселяли радость в их сердца. И вот однажды, теплым вечером, она веселила горожан своим прекрасным пением, танцуя незамысловатые танцы на городской площади, весь город впитывал ее радость и возвращал ее обратно в стократ. В какой-то момент ее голос вдруг охрип и она замерла в несуразной позе, ее глаза смотрели сквозь толпу, куда-то вдаль, куда-то в сторону высоких гор и реки Аруфиан. Воцарилось молчание, горожане стали переглядываться и шептаться, не понимая, что происходит, но через пару секунд городской воздух прорезал ужасающий крик. Юна вмиг рухнула на мягкую траву, и неистово впившись в нее руками, содрогалась в немыслимых конвульсиях, издавая душераздирающий звук, который еще не доводилось слышать этой вселенной. Никто из окружающих не мог даже пошевелиться, ужас сгущался в их глазах, кои они не могли оторвать от происходящего. Лишь спустя пару минут этого Ада перед ними явился Миар, который тот час же подскочил к супруге, в тщетной попытки выяснить, что же происходит, но как только его нежные пальцы коснулись ее обнаженных плеч, она резко подскочила и обратила на него свой невидящий взор. Он попытался обнять ее и увести с площади, на что получил грубый отказ и три кровоточащие раны на лице. Агония новой волной накатила на несчастную Юну, и она стала метаться по площади, словно загнанное в смертельную ловушку животное. Ориты, наблюдая за этим, начали разгонять толпу по своим домам, дабы они не пострадали, и лишь когда последние зеваки покинули шоу, Миар свершил еще одну попытку остановить возлюбленную, на этот раз уже более настойчивую и грубую. Он устремился за супругой и схватил ее за руки, сжав их так сильно, что послышался хруст костей. Но агония затуманила разум несчастной и та в попытках высвободиться с силой оттолкнула его, да так, что тот влетел в один из ближайших домов, расколов его стену. Кроме Миара, никто не рисковал приблизиться к одержимой Юне, даже ориты наблюдали за всем со стороны.
Миар поднялся с руин и бросил грозный взгляд на супругу, то, что с ней происходило, доселе не встречало аналогов в истории этой империи, и даже для него увиденное было непредвиденным ужасом. Даже в самых страшных снах он бы не мог предположить, что Вселенная может обречь свое дитя на такие муки. Но Юна явно была не в себе и не понимала, что происходит, ее глаза были полны ужаса и хриплые крики вырывались из недр ее тела. Она кидалась из стороны в сторону, то прикрывая уши, то закрывая глаза, то, наоборот, всматриваясь куда-то вдаль, словно ожидая последнего удара. В какой-то миг она судорожно вздрогнула и рухнула на землю, окропляя ее алыми слезами, ее пальцы покрылись багровой влагой в тот момент, когда она с душераздирающим криком, запустила острые когти в свои глазницы. Миар невольно отвернулся, не в силах созерцать ее мучения.
Безумие Юны достигло критической точки, и огненно красные локоны посыпались на покрытую кровью траву, она вырывала их огромными пучками, раздирала свои одежды вместе с собственной кожей, превращаясь из прекраснейшего божественного создания, в извивающееся кроваво-красное месиво из кости и крови, монстра, которого не смогла бы породить эта земля. Спустя пару минут она сорвала связки и лишь широко открытый рот, жадно заглатывающий воздух, свидетельствовал о том, что она не переставая кричит, пусть даже это уже никто не услышит.
Спустя около получаса Миар удалился в Храм, не в силах более созерцать агонии любимой и то, во что она превратилась. И лишь к полуночи, спустя много часов проведенных в полном одиночестве, он поднялся наверх, после того, как один из оритов, осмелился сообщить ему, что Юна окончательно выбилась из сил и более не буйствует.
Некогда прекрасная площадь предстала его взору угнетающей иллюзией хаоса. Разрытая земля, с вырванными клочками травы, уже давала новые зеленые паростки, что пробивались сквозь кровавые и засохшие остатки своих предшественников, все было багровым и сухим. Яркая луна, хорошо освящала местность, но дома уже не искрились своим прекрасным светом, на их стенах виднелись глубокие продольные борозды, оставшиеся от натиска нечеловеческих рук. Посреди этого безобразия в нелепой и отвратительной позе лежало нечто, лишь отдаленно напоминающее ту некогда божественную фигуру.
Миар подошел к этому существу и как можно аккуратнее поднял истерзанное тело на руки. В ту ночь впервые его щеки познали влагу соленых слез, пока он нес свою возлюбленную супругу в покои Храма.
В течение недели божественная кровь сделала свое дело, и тело Юны почти полностью восстановилось. Кости срослись, а молодая розоватая кожа затянула огромные раны. Регенерация восстановила тело, но не коснулась разума. Впервые очнувшись после безумной агонии, Юна открыла поблекшие глаза и устремила взор куда-то вдаль, за пределы стен храма, не реагируя ни на что вокруг. Все попытки Миара привлечь ее внимание были тщетными. Юна лежала на своем ложе абсолютно неподвижно, лишь ее упругая грудь тяжело вздымалась с каждым хриплым вздохом.
Шли месяцы, и Великий Бог лишь терялся в догадках о происходящем. Он почти не покидал комнаты, в которой невольно пленилась его супруга. И лишь изредка устремлялся то к журчащим ручьям, чтобы потом окропить ее их живительной водой, то на далекие луга, где росли самые величественные и редкие цветы, чтобы осыпать ее свежими лепестками.
В это время город менялся на глазах, он чах и тускнел. Днем стены домов уже не светились так ярко, лишь слегка излучая бледный свет, и с каждым днем все более тускнели. Трава и деревья, что так буйно цвели ранее и источали волшебные ароматы, теперь засыхали, а опавшие плоды долго гнили и наполняли улицы отвратительным смрадом. Весь город горевал вместе со своим Правителем, а днем эномы окружали храм и молились за душу Царицы. По вечерам же в их домах уже не загорались яркие лампы и не играли оранжевые огоньки свечей с теплым ветром. Даже тучи теперь казались густыми и темно серыми, огромными и бесформенными, зловеще окружающими город.
Время не залечивало душевные раны Юны и не скрашивало горя Миара, с каждым долгим и болезненно вязким днем, его глаза менялись, выдавая скорбь, скрывающуюся глубоко в душе, там, где уже нету света. Они приобретали сначала едва заметный сероватый отблеск, а затем наполнились легким голубым оттенком, а в какой-то день резко стали болотно-зелеными. То был день, когда Миар впервые решился войти в эморию, с момента беспамятства супруги, и ему открылась невыносимая правда.
Спустя еще несколько дней настал роковой миг, что положил печальный конец всей величественной и мудрой Цивилизации. И день тот был особо хмурым и дождливым, городские стены не сохранили в себе ни капли тепла и ни единой искры света. Тогда, под бушующий ураган явился миру Бог, в гневе и ярости не виданной доселе. Уста его искажала ужасающая гримаса, а запавшие глаза были так черны, словно вобрали в себя всю потайную силу теней, ночи и морских глубин.
Город застыл в ужасе, окаменел от страха перед своим Властителем. Немое молчание нарушал лишь ветер, что грозно завывал, словно озвучивая то, что не мог выразить Миар.
Все ожидали неизвестно чего, вглядываясь в изменившийся Божественный лик, когда спустя минуту Миар резко воспарил и, издав ужасный стон, кинулся к одному из оритов. Его острые когти пронзили хрупкую плоть, проломив грудную клетку и сжали сердце несчастного, затем его рука метнулась вверх с такой силой, что тело, словно забыв о гравитации и законах природы, взмыло ввысь, скрывшись за грозовыми облаками, а еще пульсирующее сердце так и осталось в безжалостной руке палача. Так умер первый из величественной расы. Когда его тело исчезло из виду, город захватила паника, а кровь окропляла сухую траву улиц и блеклые кристаллы домов. Одного за другим Миар уничтожал свой народ, терзая их тела, разрывая их плоть, и высвобождая их души. Ориты отчаянно боролись в тщетных попытках спасти город, но каждый из них пал от руки своего отца и брата, оставив свое сердце на алтаре величайшего из Богов.
Миару хватило пары часов, что бы опустошить и разрушить величественный город и придать земле его жителей, а затем он отправился в путь к отдаленным колониям.
На закате полная луна озарила руины, кровавые реки заполняли улицы и беспощадная тишина царила в округе, лишь хруст сухой травы грубо разрывал ее. Юна ступала босыми ногами по улицам своего города, в ужасе озираясь и источая соленные кровавые слезы. Невиданное горе сковало ее сердце, ведь пал ее народ, тот которому она так любила петь песни и дарить улыбки, тот, что так искренне отвечал ей тем же. И не было ей утешения, ведь в кровавый праздник впервые ее тело омывала кровь собственной расы, ее отцов и детей, всех тех, в чей смерти, по роковому стечению обстоятельств, она была повинна.
В сем мире их осталось лишь двое, она и палач, так и не смогший простить вселенной предательства и создания души, пришествие которой положило начало концу. Души, которая открыла бы его царице таинство истинного счастья, если б не была так далека.
Последней пала маленькая отдаленная деревушка, что была далеко на западе, за высокими горами, на берегу реки Аруфиан. Именно там, в новом мире непросвещенных, разгневанный бог свершил свою казнь, обративши тела в прах, под огненным куполом его злобы.
Мать с четырехмесячным ребенком на руках отчаянно молила его о пощаде, когда ее плоть тлела под адским жаром, а ее молитвы заглушал звонкий детский плач. Маленькая душа, так и не успевшая разглядеть и познать этот мир, и так отчаянно взывавшая к своей половинке. Неосознанно, через реки и горы, через холодные стены храма, сплетаясь с душой рыжеволосой девы, не способной сдвинуться со своего ложа, и оба они испытывали немыслимые агонии, не способные слиться воедино и обрести заслуженный покой.
Марго достала тонкую ментоловую сигарету, и терпкий дым наполнил ее легкие. Алые слезы поблескивали на бледном лице, смешиваясь с тушью. Она обратила взор к прохладному телу, нелепо раскинувшему руки и с дивной гримасой ужаса на лице.
- Вот так, Макс, пал мой мир. Я была первой кто, пережил муки разлуки, но мне так и не довелось вкусить сладости воссоединения. Но все станет не круги своя, завтра… когда моя родная душа вновь явится на сей свет, но на сей раз я буду рядом. Теперь, когда я знаю, какова цена разлуки.
28.10.2010
читать дальшеМолодой человек с любопытством поднял глаза и хотел было что-то сказать, но не смог, не нашел слов. Он был невзрачен, обычный одинокий парнишка, которых миллионы в этом мире, те, на которых никогда не обращают внимание. И тем более с которыми не знакомятся красивые девушки.
В его голове проносилось сотни мыслей, в попытках найти нужные слова, но все они казались ему глупыми. Он кивнул и отставил в сторону свой ноутбук.
- Я Марго, а ты? - она слегка склонила голову набок, ожидая ответа, ее густые красные волосы, спали с плеч, оголив белоснежную кожу шеи.
- Макс.
- За знакомство, Макс! - Марго приподняла бокал, а потом сделала три глотка золотистого пива.
От нее было невозможно оторвать взгляд. Красные волосы, явно недавно осветленные и выкрашенные в этот густой, кровавый цвет, были на удивление живыми и здоровыми, он еще никогда такого не видел. Ему всегда не нравилось то, как женщины убивают свои волосы, превращают их в жалкое подобие красоты. Но у Марго они были длинные, почти до пояса, густые, и вились большими локонами, в такие волосы хотелось уткнуться носом и вдыхать их аромат, а пахли они травами, это было слышно даже в этой прокуренной кафешке, видимо, она пользовалась каким-то лечебным шампунем на травах, одним из тех дорогущих, которые вечно рекламируют по телику. Макс невольно улыбнулся, представив, какие они, наверное, приятные на ощупь.
Он перевел взгляд на лицо, и моментально почти утонул в ее глазах, до неприличия зеленых и чистых, они были слегка подведены черным карандашом и украшены длинными и пышными ресницами, это придавало глазам утонченный хищный акцент.
- Линзы?
- Нет, это матушка Природа! - Марго с ухмылкой провела рукой по плечам, убирая волосы назад, позволяя ему разглядеть ее идеальные скулы и небольшие серьги на ушах, в виде черепков с рубиновыми глазами.
Он знал таких девушек, принадлежащих к темным субкультурам, и превращающих себя черт знает во что, они вызывали у него отвращение, обычно до ужаса безвкусные и уродующие себя всеми возможными способами. Но Марго была совершенно другой, хотя и явно тесно связанной с ними. У нее были тонкие рисованные брови и проколота губа, с серьгой в виде змеи, кусающей себя за хвост, темная коричневато-красная помада и очень бледная кожа. Но, несмотря на всю эту неестественность, она выглядела очень своеобразно живой, это дополняло ее красоту.
Ее грудь вздымалась над туго затянутым кожаным корсетом, а облегающие черные джинсы, подчеркивали ее округлые бедра, стройная и фигуристая, словно с обложки журнала "Идеальные девушки".
Макс невольно поперхнулся пивом, почувствовав, как закипает его кровь и желание заполняет его мысли.
- Ты хотела рассказать мне сказку,. - выпалил он в попытке отвлечься, чувствуя, как начинают краснеть его щеки.
- О да, конечно. - Марго улыбнулась, оголив белоснежные зубы и сладко прикрыла глаза, поднося бокал ко рту.
***
- Я ее еще никому не рассказывала, ты будешь первым! Эта история, про эпоху, упоминание о которой ты не найдешь ни в одной книге, о величайшей цивилизации, и о настоящей любви, такой, какой задумала ее Вселенная.
Когда-то очень давно, в те времена, о которых люди никогда не вспомнят, все было совсем по другому. Мир был в расцвете, буйство природы заполняло планету и гармония царила на этой земле. Тогда не существовало войн, алчности, не было такого понятия как "грех", все было просто и логично.
В те времена, средь теплых и зеленых лесов, стоял солнечный город. Он был необычайно красив, с множеством прекрасных улиц и маленьких домиков, вокруг которых росли цветы всех возможных и невозможных цветов, и деревья со сладкими, дурманящими плодами, способных в мгновение ока убить человека своей ядовитой сладостью. Но это было неважно, так как в этом городе не жили люди.
Феон был величайшим творением цивилизации, его стены и дома были сооружены из камня, которого больше не существует. Этот камень состоял из миллиардов мельчайших кристаллов и, преломляя солнечный свет, сиял миллионом разнообразных цветов, а когда на него мягко ложился лунный свет, он величественно играл голубыми и лазурными оттенками, наполняя ночь таинственной красотой. Этот город всегда сиял, и днем и ночью, он сам по себе был чудом природы.
Его почва всегда была покрыта зеленью, цикл жизни которой был практически бесконечен, ее нельзя было вытоптать, сжечь или уничтожить каким либо иным способом, любая умершая травинка, освобождала место для другой, которая тут же брала свое право на жизнь, и прорастала буквально за считанные минуты.
Феон населяла величественная раса, похожая на людей, но куда более мудрая и возвышенная, лишенная многих человеческих минусов. Эномы - блаженные создания мира сего, почти всю свою жизнь проводили в состоянии, которое называлось "Эмория", это состояние отдаленно сродни человеческой медитации. Во время него эномы сливались со Вселенной и всем сущим, они становились частью Всего, их жизненная энергия циркулировала по всему миру. Во время эмории они были всезнающими и всевидящими, они находились в полной гармонии со своим телом, разумом и миром. Это было блаженство, эйфория, на их устах всегда была улыбка. Они питали собой Вселенную, а она питал их.
Но эномы населяли не только Феон, они также они жили в многочисленных колониях разбросанных по всему земному шару. Они трудились в этих поселениях 20 лет, после чего возвращались в Феон, а им на смену шли другие, достигшие просветления. Это как у людей совершеннолетие, то есть, когда мы становимся самостоятельными и независимыми, способными самим принимать решения и отвечать за них. Только у них это не было привязано к возрасту, просветление наступало само по себе, в любом возрасте. Именно во время просветления эном впервые входил в Эморию.
В поселениях выращивали урожай для животных и самих животных. Животные были довольно умны и смышлены, эномы обучали их работе на полях и поддержанию собственной жизни, заботясь об их здоровье и потомстве. Как бы ни было прискорбно произносить это, но этими животными и были люди.
Макс невольно вытаращил глаза и поперхнулся пивом. Он уставился на Марго, в немой попытке понять.
- Это какой-то абсурд, ну ты и придумала, - наконец выпалил он.
- А я не придумала, - мило улыбнулась она в ответ. - Давай остальную часть я расскажу тебе по дороге?
- По дороге куда? - Макс уже начал нервничать, ему очень понравилась девушка, но она явно была не в себе.
- Ко мне, хотя, можно и к тебе. - Она демонстративно встала, сделала шаг к двери и обернулась. - Ну, ты идешь?
Через пару секунд она скрылась в дверном проеме. Макс бросил взгляд на недопитый бокал пива, на нем четко виделся отпечаток ее помады, а в воздухе оседал запах травяного шампуня.
"Аааа, к черту" , - пробурчал он, подхватывая ноут и поспешно устремляясь за Марго.
***
Новенький "Ауди" мчал по ночному городу, сбивая капли дождя. Внутри было завораживающе тихо. Марго смотрела в окно, она была задумчива и, видим, чем-то встревожена. Макс сидел рядом, внимательно всматриваясь в ее профиль и пытаясь разобраться в своих мыслях. Он всегда был осторожен, застенчив и скован, а теперь летит через непогоду, с незнакомой девушкой, неизвестно куда, неизвестно зачем. Ведь он о ней ничего не знает, кто она и почему выбрала его, что ее привлекло, ведь на него не обращают внимание, даже столкнувшись лоб в лоб. А с другой стороны, ведь надо иногда рисковать, нельзя провести всю жизнь в своей раковине, так ни разу и не высунув нос наружу.
- Извини, я отвлеклась, - не оборачиваясь, полушепотом произнесла Марго. - На чем я остановилась?
- На том, что люди были животными, - он невольно усмехнулся. Если задуматься, это не так уж и абсурдно, ведь есть люди, которых никак иначе, чем скотом, не назвать. Так почему нельзя представить, что они были у кого-то вместо домашних животных или коров, свиней, а на крайний случай и кур.
- Да, да. Но об этом потом.
У эномов был свой Бог, из плоти и крови, покровитель всего живого, жрец Вселенной. Его называли Миар. Никто не знает, откуда он явился, казалось, что он существовал столько же, сколько и эта земля. Его власть была неоспорима, так как каждый эном, познавший просветление, чувствовал его и вверял свою душу в его распоряжение. Он был частью мира, неотъемлемой, незаменимой.
Миар был эталоном красоты, его длинные волосы доходили до пола и были чернее смоли. Волосам тогда уделяли особое внимание, они символизировали мудрость и долголетие, каждый упавший волос хранился в специальных шкатулках, украшенных самыми изысканными камнями и цветами. А состригать волосы можно было лишь раз в три года, во время великого праздника, тогда мудрость не покидала хозяина вместе с отрезанными прядями.
Глаза Миара были белоснежными, его радужка не имела ни капли цвета. Эномы говорили, что он отдал свои краски миру, чтобы остальные могли наслаждаться прекрасными цветами и растениями, голубым небом и золотым песком.
Иерархия в Феоне была очень проста, единым правителем был Миар, а эномы не имели ни классовых, ни иных различий, все они были словно одно целое, единое, независимо от того, чем они занимались в своей жизни. Каждый из них был важен.
Миару помогали богоподобные, их называли Оритами. Когда-то и они были простыми эномами, с одним лишь отличием, родившись, они в первые же часы своей жизни достигали просветления и впадали в эморию, Великий чувствовал их появление, и лично встречал, принимая роды у матери. Как только орит появялся на свет, Миар забирал его в свой храм, где тот и прибывал в эмории, до самой инициации, это занимало от 17 до 26 лет. Как проходила инициация, никто не знал, кроме самих оритов, только им было позволено присутствовать при этой церемонии.
Родить орита считалось огромным даром и божиим благословением.
Нужно сказать, что Миар, на отмену от эномов, жизненный цикл которых составлял около 140-150 лет, был бессмертен, и Ориты после инициации тоже обретали вечную жизнь.
Но мир устроен совсем не так, как нам кажется и душа не умирает вместе с телом, она сливается со Вселенной и через какое-то время вновь возрождается.
На центральной площади Феона находился Храм Миара, большая часть его комнат, располагалась под землей, это были покои Оритов, и эномы не имели права туда спускаться. Наверху находился зал Празднований, в центре которого был бассейн, обрамленный кроваво-красными цветами.
Раз в месяц, во время полнолуния, эномы собирались вокруг храма и приносили свои дары - людей, коих привозили сюда из остальных поселений. С наступлением темноты, когда Феон заливался лунным светом и сиянием кристаллов, весь город впадал в эморию, в этот же момент ориты подготавливали бассейн для церемониального обмывания, наполняя его человеческой кровью.
- Кровью? - ошарашенно перебил рассказ Макс.
- Что тебя так пугает, милый? - Марго блеснула улыбкой, мягко прикоснувшись пальцами к его губам. - Неужто ты еще ничего не понял? - Она прижалась к нему и нежно поцеловав в щеку, спустилась к шее, провела по ней языком, затем слегка прикусила.
Тело Макса стало ватным и кровь ударила в голову, он хотел отпрянуть, но не мог даже пошевелиться. "Не сопротивляйся!" - пронеслось у него в мыслях.
Он закрыл глаза, и по густой темноте поплыли разноцветные круги, меняясь в затейливом танце, они начали обретать форму. И вот уже перед ним Миар величественно возвышается над кровавой гущей. Ветер развевает его черную накидку, оголяя белоснежную плоть, тонкие руки с длинными и острыми ногтями безвольно свисают вдоль тела, он неподвижно застыл, лишь в паре сантиметров от земли, с закинутой назад головой и закрытыми глазами, лишь его длинные ресницы слегка трепещут.
По обе стороны от Миара стояли обнаженные люди, так же не подвижно, в немом ожидании чего-то величественного, четыре мужчины и две девушки, их головы были украшены пестрыми венками, от которых исходил дурманящий сладкий аромат.
Вдруг на плечи Миара, сзади легли изящные женские руки, с не менее длинными когтями, которые впились ему в кожу, но он даже не дрогнул, словно и не заметил. Было так тихо, что Макс смог услышать как разрывается божественная плоть, под натиском этих рук, и как клочки его одеяния опадают на землю. Когда тело Миара открылось всей своей белизной, он резко распахнул глаза и опустился на землю, с улыбкой уставившись на Макса. В его бесцветных глазах горел огонь, жажда. Он приподнял руку, подавая ее девушке, которая явилась из-за его спины. Ее голову украшал такой же венок, как на остальных, а длинные огненно-рыжие волосы большими локонами спадали вниз, прикрывая белесую упругую грудь. Ее зеленые глаза, разрезая ночь, устремили взор на Макса, а уголки рта дернулись в ехидной ухмылки. Ее нельзя было не узнать.
- Ты! - простонал Макс.
- Я! - сладко ответила Марго.
Боль пронзила его тело, словно вместо крови, в его жилах течет горячая смола. Он невольно застонал и видение пропало. Темнота заполнила собой все вокруг.
- Перед церемонией в волосы Великого вплетались самые прекрасные цветы, возвышающее его власть и мудрость, а головы оритов украшались венками, - Марго уже не говорила, ее голос сплетался с мыслями Макса, и звучал прямо в его голове, заглушая все окружающие звуки. - Когда боги погружались в бассейн, эномы получали щедрую благодарность от Миара, он открывал им их прошлые сущности и каждый вновь переживал свои прошлые жизни, черпая от них забытые знания.
Кровь питала тела и разум оритов, они окунались в нее, пили, и благодарили вселенную за эти дары. Их тела сплетались в любовных танцах а души сливались воедино. - Марго откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Блаженная улыбка сияла на ее лице. - Ах, милый Макс, если б ты только мог познать это великолепие, в мире не было и не будет ничего прекраснее. Но я совсем отвлеклась, надеюсь, ты меня простишь.
Любовь Миара была безгранична, он любил всех эномов и они чувствовали это, любил одинаково нежно, не разделяя их. А когда пара собиралась зачать ребенка, они приходили просить его благословения, а он указывал им наиболее благоприятное время, поэтому эномы всегда рождались здоровыми и никогда не болели.
По сути, это был мир, пропитанный любовью и уважением, все сердца бились в одном ритме.
Но однажды настал день, который расколол Вселенную. В этот день родилась седьмая из Оритов. Первый же ее вздох сопровождался просветлением, и Миар организовал пышные празднования в ее честь. Три ночи город не спал, кровь заполняла его улицы, а улыбок на лицах было не счесть. Ей дали има - Юна, что означало "божественную душу". Все три ночи Великий не спускал дитя с рук, омывая ее кровью и даря ей свои поцелуи.
Начиналось смутное время, но этот город не знал предательств, зависти, поэтому никто вначале не заподозрил неладное.
Миар не покидал комнат Юны, только на кровавое празднование, и то он являлся там лишь на пару мгновений. Его разум был поглощен лишь одним существом, больше ничего не привлекало его внимание. Спустя какое-то время, он и вовсе перестал подниматься на верх, и все свое время проводил с Юной, не подпуская к ней даже Оритов.
Без его божественного вмешательства эномы не могли открыть для себя прошлые сущности, а пары, не получавшие благословения, не решались зачать новых потомков. Ориты, продолжали придерживаться традиций и проводить празднования, но в их сердцах была тревога, они видели, как тускнеют краски города.
Спустя пару лет,эномы смирились с отшельничеством своего Властителя и начали рожать без его благословения, их дети были слабы, а некоторые погибали во время родов. Печаль и страх сковывали сердца, эномы не находили утешения даже в эмории и все реже предавались ей.
Шли года и город тускнел, Ориты взывали к Миару, пытаясь спасти ситуацию, но он не отвечал на их мольбы.
Прошло много лет, прежде чем в один из жарких дней врата храма распахнулись и Миар предстал перед своим народов, величественно объявив, что в эту ночь Юна будет инициирована, в свой 23 день рождения.
Готовилось пышное празднование, эномы воспевали Великого, в надеждах, что теперь все вернется на круги своя. Это была ночь полнолуния, и после инициации Юна должна была впервые принять участие в кровавой ночи.
Эномы ожидали начала праздника, и готовились к погружению в эморию, многие из них предвкушали соития со своими прошлыми сущностями. В то время, как в глубине храма, проводилось деяние скрытое от глаз толпы, там на прохладных полах покрытых лепестками дивных трав, лежала юная дева, раскинув руки и приоткрыв рот. Миар склонившись над ней, жадно поцеловал ее алые губы, страстно впившись в них, он поранил нежную плоть, а Юна ответила ему тем же. Их губы смыкались в длительном поцелуе, смешивая кровь, что уже струилась по шее и бледным плечам девушки. Острые клыки оритов вонзились в ее плоть, а ее губы прильнули к шее Миара, мистическое таинство наполнило помещение, все происходящее сливало их во едино, вместе с кровью смешивались и их души.
Первыми из храма поднялись ориты, их тела были обнажены, а головы украшены венками, вслед за ними явился сам Миар, он был величественен, как никогда, и парил над землей, его темные одеяния мягко развевал ветер, а аромат вплетенных в его волосы цветов сладко опьянял. Темная густая масса в бассейне была еще теплой, и пальцы оритов почти касались лепестков, что плавали по краям. Все застыло, и на мгновение могло показаться, что время остановилось. Тишину нарушал лишь стук сердец, они бились громко и в один такт.
Из-за спины Миара грациозно выплыли тонкие женские руки и легли ему на плечи, эномы жадно наблюдали за происходящим, когда эти руки с длинными и острыми когтями, напряглись и сжались, впиваясь в плоть Великого, а затем медленно поползли вниз, разрывая его кожу, оголяя плоть и высвобождая багровые ручьи, таящиеся в его жилах.
Когда истерзанная рваными ранами плоть Миара оголилась, он отвел руку в сторону, подавая ее девушке, которая явилась из его тени и как только их ладони соприкоснулись, он громко объявил "Сие мое дитя, дитя природы и любви. Юна, отныне будет мне женой!". Мир замер, все взоры устремились на Божественную пару, погружающуюся в густую кровавую массу. Заявление Миара было столь же неожиданным, сколько и шокирующим, до этого дня считалось, что Великий Бог принадлежит только Вселенной и лишь она одна его единственная мать и царица.
После празднований Великий созвал Оритов в палаты храма. Когда все собрались и расположились на мягких подушках с затейливыми пестрыми узорами, он встал и начал свою речь.
"Я заметил, что за годы моего уединения, многое изменилось в Феоне. И хочу вам сообщить, что и во Вселенной тоже". На лицах Оритов проступило удивление, но они молча внимали слова Миара. Он указал на первого из них, давая ему слово.
Высокий кареглазый юноша, на вид был совсем молод, лет 17 отроду, не более. Его светло-русые волосы были украшены заколками с бирюзовыми камнями, такие же, переливались у него на руках, пронизанные тонкой, еле заметной нитью, а его пышная юбка, ярко-красных и желтых оттенков, слегка помялась, но все так же легко играла с теплым сквозняком подземелья. Его тело было изящным и гладким, приятного бронзового оттенка, он был самым смуглым из всех находящихся здесь и явно демонстрировал это своим оголенным торсом.
"Многое изменилось, с тех славных времен, кои бережно хранит наша память. Я думаю, вы и сами заметили, мой Властитель, что многие из молодых эномов, не способны придаваться эмории, и виной тому то, что они так и не достигли просветления. Все они, были зачаты в момент вашего отшельничества и не награждены божественным благословением. Большинство из них слабы и больны, ведь Вселенная не способна очистить их тела и разум.
Из-за этого недоразумения, печальная участь постигла наши дальние колонии. У них дефицит жизненной энергии, так как их некому питать. Многие погибают, остальные же очень слабы.
Эномы взволнованы, их сердца наполнены горечью утраты и затуманены страхами".
Он перевел взгляд на Юну и, выдержав некую паузу, вернулся на свое место.
"Это все мне понятно, но время возьмет своё и вернет на круги своя, - говорил Миар. - Но есть вещи во вселенной, которые поддались изменениям раз и навсегда. Ее решений не воротить, и если ее мудрость пришла к такой кульминации, то мы должны с честью принять это!
Отныне все будет иначе, наши души, больше не принадлежат нам!
Когда на свет появилась Юна, моему любопытству и безграничной, необузданной любви не было приделов, такие причудливые чувства, природа еще не вплетала в наши души, но отныне, их семя будет прорастать в нас с невообразимой силой!
Я хочу предупредить именно вас, так как жителям Феона, не дано будет понять, что нас ждет, их связь с Вселенной хоть и сильна, но не настолько чувствительна, как наша.
Теперь, наши судьбы будут предрешены, а наши сердца, будут трепетать в ожидании величайшего из чудес - родной души.
Отныне не будет нам уготовано участи волшебнее, чем слияние со своей половиной. И будем мы в вечном ожидании и поиске ее, а найдя, предадимся безграничной и всеобъемлющей любви."
Миар говорил величественно и завораживающе, и каждый слушавший его уже начал было предвкушать тот чудесный миг встречи с неизведанным будущим.
Огорчает лишь тот факт, что нашему Владыке было ведомо не все, и слова его, хоть и были чарующе сладкими, но таили в себе роковой обман, величайшую из его ошибок.
***
Юна была достойной избранницей, в ее жилах текла воистину божественная кровь. Ее мудростью и красотой восхищались все без исключения, а ее грациозность и ловкость, изумляла всех окружающих, вечерами, когда она, словно пушинка, подхваченная ветром, порхала по зеленым улочкам, озаренная мерцанием голубоватых кристаллов. Она заглядывала в узкие окошки домов, даря их хозяевам то воздушный поцелуй, то озорную улыбку, желая им спокойной ночи, а иногда и просто наблюдая за ними.
Бывало и так, что тихими ночами она прокрадывалась в дома заболевших или пожилых эномов, чья участь была уже предрешена, и подолгу сидела на краешках их кроватей, держа их за руку или поглаживая их волосы, напевая им сладкие мелодии, чтоб сны их не были тревожными или печальными.
А в солнечные дни они с Миаром прогуливались по далеким землям, тем, где не бывало эномов и природа буйствовала вовсю. Укрывшись в тени деревьев, они слушали пение птиц или предавались эмории на пиках скал, камнях средь журчащих горных озер, поднимались к голубым небесам и играли с тучами, а порой они опускались на самое дно глубочайших океанов и впитывали их волшебную, всепоглощающую темноту.
На отмену от всех Оритов, сдержанных и скрытных, с каменными лицами, почти не тронутыми чувствами, она была очень эмоциональна и игрива, ее жизненная энергия била ключом, обрамляя Феон в радужные гирлянды веселья и улыбок. Казалось, что ее безгранично щедрая душа протягивает свои золотые нити к каждому эному, заражая его сладкой эйфорией.
Но иногда в ее глазах отражалась всепоглощающая грусть. В те смутные дни, когда непросветленные эномы приходили к ее супругу просить благословения на зачатие дитя, они непременно получали отказ, и их безграничная печаль остро ранила ее нежную душу. Она грустила вместе с ними, а порой и за них самих. Она знала, что им никогда не суждено познать ту радость, что испытывают те, кто порождает на этот чарующий свет новую хрупкую жизнь. И мольбы ее возносились тихо, но так пронзающее искренне, когда она молила Вселенную подарить им просветление и великий дар новой жизни.
Однажды, прогуливаясь по залитым мерцающим светом улочкам Феона, Юна услышала разговор, скрытый от всех остальных, и любопытство, взяв вверх, заставило ее затаиться за пышно-зеленым кустом, скрывающим ее хрупкое тело от посторонних взоров. Внемля словам, доносившимся из маленького дома, она все больше впитывала услышанное, и сердце ее сжималось от странного чувства, тонкой и острой смеси радостного облегчения и приторной боли.
Речь шла о том, чтобы непросветленные объединились и покинули Феон, ибо здесь не их место. Они хотели уйти на запад, подальше от города, и скрыться у главного притока реки Аруфиан, где природа щедра и вода чиста. Там они бы могли начать новую жизнь для себя и своих потомков.
Юна боялась даже пошевелиться, чтоб не выдать себя, но сердце ее билось так сильно, что уже почти заглушало тихие голоса. Уже тогда она знала, что сбережет молчание, и более ни одна живая душа не узнает, о чем шла речь, в этом маленьком уютном домике. Ибо если Миар узнал бы о данных замыслах, он тот час пришел бы в праведный гнев и непременно не позволил им покинуть стены города. Их решение для него было бы в высшей степени предательством и расценивалось как неповиновение божественным силам.
На одно мгновение ей даже захотелось уйти вместе с ними, помочь им и покровительствовать их началу. Но она понимала, что тогда гнев и ярость Великого возрастут в стократ, и не успеет луна оголить свою белизну, как ужасная и слепая кара падет на головы отступников. Юна знала свое место в этой жизни и лишь ее словам внимал Миар, лишь ее нежный голос мог усмирить его гнев, она сможет успокоить супруга и вернуть в равновесие его душу, защитив таким образом эномов, и тогда она будет знать, что где-то там заро ждается новая жизнь, и это ее дитя, дитя, которое она никогда не сможет выносить в своем чреве, так как Ориты не способны к продолжению рода, но она все равно будет матерью, целого мира.
***
По прошествии нескольких жарких месяцев, в сезон, когда первые дожди пали на землю, Миар устремился в дальние путешествие, чтоб насладиться прохладой и величественными молниями. В то же время молодые горожане готовились покинуть Феон, они собирали свои вещи и слезно прощались с отцами и матерями. Ориты наблюдали за происходившим, укрывшись от круглых слез дождя под крышей храма, сохраняя молчаливое равнодушие ко всему происходящему. Лишь Юна порхала средь суетной толпы и благословляла их в дальний путь, даря венки из алых цветов и браслеты, которые она сама смастерила из маленьких камушков, осыпающихся с тех домов, кои покидали эномы. Она говорила, что не важно, какой мир ждет путешественников за стенами Феона, их дом всегда будет с ними.
Миар вернулся в свою обитель лишь на пятый день по уходу непросветленных, и ориты сразу же в красках передали ему все происходящее. Когда они рассказывали о деяниях его возлюбленной, его разгневанный взор не отрывался от ядовито-зеленых глаз Юны. Когда же ей дали слово, вместо ожидаемых оправданий и извинений ее уста изрекли прекрасную песнь о Великом Царе и Боге, прославившемся своей любовью и добротой, чье мистическое имя теперь будут воспевать в новых мирах. Пока она пела, сердце правителя смягчилось и он пообещал не наказывать отступников, но и в тоже время отрекся от них, теперь они были сами по себе, без его божественного покровительства и лишь мечты и молитвы Юны трепетно охраняли их.
Шли года, и время в Феоне текло по своему, рождались новые поколения и предавались земле старые, деревья осыпали улицы своей листвой, а затем вновь пестрились новой, с яркими плодами и цветами, излучая самые тонкие и сладкие ароматы, кои только можно было вообразить. Дожди омывали землю, собираясь утренней росой в лепестках радужных цветов, а затем солнце жадно возвращало ее к небесам. Облака сменялись витиеватыми формами и вальяжно плыли вдалеке, лишь небо оставалось неизменно голубым днем и бархатно синим ночью, зажигая на горизонте мистические звезды.
И было бы все так же, до скончания веков, если б не случилось одно происшествие, повергшее в серую печаль всех жителей города.
Нельзя скрыть, что Юна пользовалась огромной любовью и почетом у горожан, ее озорной характер и лучезарная улыбка всегда вселяли радость в их сердца. И вот однажды, теплым вечером, она веселила горожан своим прекрасным пением, танцуя незамысловатые танцы на городской площади, весь город впитывал ее радость и возвращал ее обратно в стократ. В какой-то момент ее голос вдруг охрип и она замерла в несуразной позе, ее глаза смотрели сквозь толпу, куда-то вдаль, куда-то в сторону высоких гор и реки Аруфиан. Воцарилось молчание, горожане стали переглядываться и шептаться, не понимая, что происходит, но через пару секунд городской воздух прорезал ужасающий крик. Юна вмиг рухнула на мягкую траву, и неистово впившись в нее руками, содрогалась в немыслимых конвульсиях, издавая душераздирающий звук, который еще не доводилось слышать этой вселенной. Никто из окружающих не мог даже пошевелиться, ужас сгущался в их глазах, кои они не могли оторвать от происходящего. Лишь спустя пару минут этого Ада перед ними явился Миар, который тот час же подскочил к супруге, в тщетной попытки выяснить, что же происходит, но как только его нежные пальцы коснулись ее обнаженных плеч, она резко подскочила и обратила на него свой невидящий взор. Он попытался обнять ее и увести с площади, на что получил грубый отказ и три кровоточащие раны на лице. Агония новой волной накатила на несчастную Юну, и она стала метаться по площади, словно загнанное в смертельную ловушку животное. Ориты, наблюдая за этим, начали разгонять толпу по своим домам, дабы они не пострадали, и лишь когда последние зеваки покинули шоу, Миар свершил еще одну попытку остановить возлюбленную, на этот раз уже более настойчивую и грубую. Он устремился за супругой и схватил ее за руки, сжав их так сильно, что послышался хруст костей. Но агония затуманила разум несчастной и та в попытках высвободиться с силой оттолкнула его, да так, что тот влетел в один из ближайших домов, расколов его стену. Кроме Миара, никто не рисковал приблизиться к одержимой Юне, даже ориты наблюдали за всем со стороны.
Миар поднялся с руин и бросил грозный взгляд на супругу, то, что с ней происходило, доселе не встречало аналогов в истории этой империи, и даже для него увиденное было непредвиденным ужасом. Даже в самых страшных снах он бы не мог предположить, что Вселенная может обречь свое дитя на такие муки. Но Юна явно была не в себе и не понимала, что происходит, ее глаза были полны ужаса и хриплые крики вырывались из недр ее тела. Она кидалась из стороны в сторону, то прикрывая уши, то закрывая глаза, то, наоборот, всматриваясь куда-то вдаль, словно ожидая последнего удара. В какой-то миг она судорожно вздрогнула и рухнула на землю, окропляя ее алыми слезами, ее пальцы покрылись багровой влагой в тот момент, когда она с душераздирающим криком, запустила острые когти в свои глазницы. Миар невольно отвернулся, не в силах созерцать ее мучения.
Безумие Юны достигло критической точки, и огненно красные локоны посыпались на покрытую кровью траву, она вырывала их огромными пучками, раздирала свои одежды вместе с собственной кожей, превращаясь из прекраснейшего божественного создания, в извивающееся кроваво-красное месиво из кости и крови, монстра, которого не смогла бы породить эта земля. Спустя пару минут она сорвала связки и лишь широко открытый рот, жадно заглатывающий воздух, свидетельствовал о том, что она не переставая кричит, пусть даже это уже никто не услышит.
Спустя около получаса Миар удалился в Храм, не в силах более созерцать агонии любимой и то, во что она превратилась. И лишь к полуночи, спустя много часов проведенных в полном одиночестве, он поднялся наверх, после того, как один из оритов, осмелился сообщить ему, что Юна окончательно выбилась из сил и более не буйствует.
Некогда прекрасная площадь предстала его взору угнетающей иллюзией хаоса. Разрытая земля, с вырванными клочками травы, уже давала новые зеленые паростки, что пробивались сквозь кровавые и засохшие остатки своих предшественников, все было багровым и сухим. Яркая луна, хорошо освящала местность, но дома уже не искрились своим прекрасным светом, на их стенах виднелись глубокие продольные борозды, оставшиеся от натиска нечеловеческих рук. Посреди этого безобразия в нелепой и отвратительной позе лежало нечто, лишь отдаленно напоминающее ту некогда божественную фигуру.
Миар подошел к этому существу и как можно аккуратнее поднял истерзанное тело на руки. В ту ночь впервые его щеки познали влагу соленых слез, пока он нес свою возлюбленную супругу в покои Храма.
В течение недели божественная кровь сделала свое дело, и тело Юны почти полностью восстановилось. Кости срослись, а молодая розоватая кожа затянула огромные раны. Регенерация восстановила тело, но не коснулась разума. Впервые очнувшись после безумной агонии, Юна открыла поблекшие глаза и устремила взор куда-то вдаль, за пределы стен храма, не реагируя ни на что вокруг. Все попытки Миара привлечь ее внимание были тщетными. Юна лежала на своем ложе абсолютно неподвижно, лишь ее упругая грудь тяжело вздымалась с каждым хриплым вздохом.
Шли месяцы, и Великий Бог лишь терялся в догадках о происходящем. Он почти не покидал комнаты, в которой невольно пленилась его супруга. И лишь изредка устремлялся то к журчащим ручьям, чтобы потом окропить ее их живительной водой, то на далекие луга, где росли самые величественные и редкие цветы, чтобы осыпать ее свежими лепестками.
В это время город менялся на глазах, он чах и тускнел. Днем стены домов уже не светились так ярко, лишь слегка излучая бледный свет, и с каждым днем все более тускнели. Трава и деревья, что так буйно цвели ранее и источали волшебные ароматы, теперь засыхали, а опавшие плоды долго гнили и наполняли улицы отвратительным смрадом. Весь город горевал вместе со своим Правителем, а днем эномы окружали храм и молились за душу Царицы. По вечерам же в их домах уже не загорались яркие лампы и не играли оранжевые огоньки свечей с теплым ветром. Даже тучи теперь казались густыми и темно серыми, огромными и бесформенными, зловеще окружающими город.
Время не залечивало душевные раны Юны и не скрашивало горя Миара, с каждым долгим и болезненно вязким днем, его глаза менялись, выдавая скорбь, скрывающуюся глубоко в душе, там, где уже нету света. Они приобретали сначала едва заметный сероватый отблеск, а затем наполнились легким голубым оттенком, а в какой-то день резко стали болотно-зелеными. То был день, когда Миар впервые решился войти в эморию, с момента беспамятства супруги, и ему открылась невыносимая правда.
Спустя еще несколько дней настал роковой миг, что положил печальный конец всей величественной и мудрой Цивилизации. И день тот был особо хмурым и дождливым, городские стены не сохранили в себе ни капли тепла и ни единой искры света. Тогда, под бушующий ураган явился миру Бог, в гневе и ярости не виданной доселе. Уста его искажала ужасающая гримаса, а запавшие глаза были так черны, словно вобрали в себя всю потайную силу теней, ночи и морских глубин.
Город застыл в ужасе, окаменел от страха перед своим Властителем. Немое молчание нарушал лишь ветер, что грозно завывал, словно озвучивая то, что не мог выразить Миар.
Все ожидали неизвестно чего, вглядываясь в изменившийся Божественный лик, когда спустя минуту Миар резко воспарил и, издав ужасный стон, кинулся к одному из оритов. Его острые когти пронзили хрупкую плоть, проломив грудную клетку и сжали сердце несчастного, затем его рука метнулась вверх с такой силой, что тело, словно забыв о гравитации и законах природы, взмыло ввысь, скрывшись за грозовыми облаками, а еще пульсирующее сердце так и осталось в безжалостной руке палача. Так умер первый из величественной расы. Когда его тело исчезло из виду, город захватила паника, а кровь окропляла сухую траву улиц и блеклые кристаллы домов. Одного за другим Миар уничтожал свой народ, терзая их тела, разрывая их плоть, и высвобождая их души. Ориты отчаянно боролись в тщетных попытках спасти город, но каждый из них пал от руки своего отца и брата, оставив свое сердце на алтаре величайшего из Богов.
Миару хватило пары часов, что бы опустошить и разрушить величественный город и придать земле его жителей, а затем он отправился в путь к отдаленным колониям.
На закате полная луна озарила руины, кровавые реки заполняли улицы и беспощадная тишина царила в округе, лишь хруст сухой травы грубо разрывал ее. Юна ступала босыми ногами по улицам своего города, в ужасе озираясь и источая соленные кровавые слезы. Невиданное горе сковало ее сердце, ведь пал ее народ, тот которому она так любила петь песни и дарить улыбки, тот, что так искренне отвечал ей тем же. И не было ей утешения, ведь в кровавый праздник впервые ее тело омывала кровь собственной расы, ее отцов и детей, всех тех, в чей смерти, по роковому стечению обстоятельств, она была повинна.
В сем мире их осталось лишь двое, она и палач, так и не смогший простить вселенной предательства и создания души, пришествие которой положило начало концу. Души, которая открыла бы его царице таинство истинного счастья, если б не была так далека.
***
Последней пала маленькая отдаленная деревушка, что была далеко на западе, за высокими горами, на берегу реки Аруфиан. Именно там, в новом мире непросвещенных, разгневанный бог свершил свою казнь, обративши тела в прах, под огненным куполом его злобы.
Мать с четырехмесячным ребенком на руках отчаянно молила его о пощаде, когда ее плоть тлела под адским жаром, а ее молитвы заглушал звонкий детский плач. Маленькая душа, так и не успевшая разглядеть и познать этот мир, и так отчаянно взывавшая к своей половинке. Неосознанно, через реки и горы, через холодные стены храма, сплетаясь с душой рыжеволосой девы, не способной сдвинуться со своего ложа, и оба они испытывали немыслимые агонии, не способные слиться воедино и обрести заслуженный покой.
Марго достала тонкую ментоловую сигарету, и терпкий дым наполнил ее легкие. Алые слезы поблескивали на бледном лице, смешиваясь с тушью. Она обратила взор к прохладному телу, нелепо раскинувшему руки и с дивной гримасой ужаса на лице.
- Вот так, Макс, пал мой мир. Я была первой кто, пережил муки разлуки, но мне так и не довелось вкусить сладости воссоединения. Но все станет не круги своя, завтра… когда моя родная душа вновь явится на сей свет, но на сей раз я буду рядом. Теперь, когда я знаю, какова цена разлуки.
28.10.2010
-
-
27.11.2010 в 02:58-
-
12.04.2011 в 19:30-
-
13.06.2011 в 03:52